Татьяна Парфенова: Я за мужчин, которые позволяют женщине все! Модный дом Модный дом татьяны парфеновой ольга соколова
В канун женского праздника корреспонденты «ВП» Зинаида Арсеньева и Наталья Чайка отправились к известному петербургскому модельеру, чтобы поговорить о ее новой коллекции, сотрудничестве с балериной Дианой Вишнёвой, об Эмме Бовари и о том, как быть счастливой
Но как это часто бывает, беседа вышла за обозначенные рамки. Не обошлось без разговора о политике — о событиях на Украине. Ведь Татьяна по маме украинка, родилась в Полтаве, и все, что сейчас происходит там, не может ее не волновать.
«Моя новая коллекция родилась в Полтаве»
— Ваша новая коллекция «Я садовником родился» напомнила мне об эпохе рококо, картинах Ватто, Буше, Фрагонара. В ней так много легких, воздушных тканей, вышитых цветов, а лица у манекенщиц — густо напудренные, нарумяненные, как у красавиц галантного XVIII столетия — века «призрачных маркиз». Но, может быть, все проще, и коллекция создана под впечатлением от вашего летнего отдыха на Украине — в Полтаве, городе, где вы родились?
— Да, коллекция «Я садовником родился» посвящена Украине. Она и демонстрировалась под украинскую музыку — «Вопли Видоплясова» и Ивана Козловски. Звуковым фоном было также пение птиц, шум грозы — раскаты грома, шелест дождя… По маме я украинка, родилась в Полтаве, 50 дней прошлым летом провела на Украине. Мечтала сделать коллекцию, которая была бы посвящена такому райскому саду… Цветам... Коллекция — мое отношение к женщине как к цветку. И ко всем временам жизни, которые сравнимы с жизнью цветка: сначала бутон, потом распустившийся цветок, потом — семена, плоды…
— Да, и если цветы любят, они долго не увядают, даже если срезаны. Вот как эти красные розы, которые стоят у вас на столе в вазе. Видно, что они даже свежие ростки пустили.
— Да, у нас в Модном доме цветы стоят месяцами. Здесь все — флористы! (Смеется.)
— Не могу не спросить вас: что вы думаете по поводу событий на Украине?
— Я об этом думаю, но слов, чтобы об этом говорить, не найду. Я считаю, нужно надеяться, что теперешняя ситуация там каким-нибудь волшебным образом нормализуется. И не будет больше жертв. Что власть и народ сумеют договориться и решить все проблемы мирным путем. Я, например, считаю, что русские никогда украинцев не обижали. У меня интернациональная семья: мама — украинка, папа — русский. У нас вообще никогда не было разговоров, связанных с национальной проблемой. Мы никогда не употребляли слов «хохол», «кацап», «москаль».
— Полтава подпитывает вас до сих пор?
— Я очень люблю свою родину, я выросла там, меня привезли сюда, в Петербург, когда мне было 8 лет, но каждое лето я проводила у бабушки в Полтаве. Во вкусах моих, безусловно, есть украинские влияния, я и музыку украинскую люблю. И Гоголя люблю, он вообще мой любимый писатель. Хотя сейчас он считается на Украине иностранным писателем. Потому что он ведь писал на русском языке, не на украинской мове.
«У Жолдака Эмма Бовари проживает жизнь много раз»
— В Театре «Русская антреприза им. Андрея Миронова» недавно была премьера спектакля «Мадам Бовари», который поставил Андрей Жолдак. Вы сделали для «Бовари» костюмы. Я читала Флобера и восхищалась тем, как подробно, в мельчайших деталях, он описывает все платья Эммы. Эти огромные кринолины, окружавшие женщину, словно броня, не дающие подойти к ней ближе чем на метр. Но как выяснилось, эта броня ни от чего не могла защитить…
Расскажите, пожалуйста, о работе с Жолдаком...
— Андрей Жолдак — такой режиссер, у которого нет понятия конкретного времени. Он не делал точную, прямо построчную инсценировку романа. У него Эмма Бовари проживает жизнь много-много раз. И она переносится в разные времена. Я делала костюмы для Эммы Бовари из прошлого, ее образ воплотила Елена Калинина. А стилисты нашего Модного дома подобрали в магазинах костюмы для современной ипостаси Бовари. Спектакль начинается с того, чего нет в книге: сидят боги и обсуждают, как зародить любовь в каком-нибудь человеке, тыкают пальцем в землю и попадают во французскую провинцию, в сердце Эммы. И с этого момента Эмма обречена, жизнь ее рассыпается на части.
Вообще, конечно, я считаю, что мужская литература жестока по отношению к женщине. Если ты любишь, то должна быть верна, если не любишь — умри. Мужчины-писатели — эгоисты, они своих героинь бросают под поезд, заставляют травиться мышьяком. Положительные герои в литературе — большей частью мужчины. А если женщина положительная героиня, то она обычно пресная, скучная и всегда находится где-нибудь на втором-третьем плане.
Мужчина как эгоист требует любви безотчетной, абсолютно жертвенной. Я видела еще один спектакль, не так давно сделанный Жолдаком, — оперу «Евгений Онегин» в Михайловском театре. У этого спектакля два финала. Во втором финале Татьяна и ее муж — генерал остаются в черном кабинете, в котором находится еще и маленькая девочка. Новое прочтение этой истории, добавление, размышления о том, будет ли она счастлива. Почему-то многие считают, что, конечно, Татьяна будет несчастлива, потому что она не любит своего мужа. Но в «Евгении Онегине» на самом деле ничего не сказано о том, что она не любит мужа! Я думаю, что она не может его не любить. Это молодой блестящий генерал, который выиграл войну 1812 года.
— Да, и Гремин совсем не стар, а по нынешним меркам — просто молод, ему лет 36, не больше!..
— Да-да, он молодой и хорош собой, и она счастлива, конечно, счастлива с ним. Вообще я считаю, что женщины должны написать ответы на все эти мужские проявления эгоизма.
Китаю не надо ничего завоевывать. Он уже все завоевал
— Почему в России до сих пор нет модной индустрии? Это как-то связано с тем, что Китай завоевывает рынок?
— Китай уже ничего не завоевывает. Он уже все завоевал. Модной индустрии нет, но люди по улицам голые не бегают и в ближайшее время явно бегать голыми не будут. Все равно будет одежда, все равно ее будут производить, и мы тоже будем. Ведь в советское время было очень мало построено новых швейных и ткацких фабрик. Наша «Невская мануфактура» имела еще дореволюционные корни. Фабрика Веры Слуцкой, которая выпускала ткани из хлопка, тоже работала на станках 1914 года. И все же в СССР выпускали шерсть, хлопок, шелк, было какое-то сырье. А потом снова случилась революция, началась перестройка, экономические трудности, развал Советского Союза. Связи в очередной раз были прерваны. Все фабрики находились в центре города. Многие сейчас перестроены в лофты, всякие выставочные пространства. Но наверное, со временем возникнут опять какие-то промышленные зоны. Хотя, на мой взгляд, будущее все-таки не за крупными предприятиями, а за небольшими достаточно мобильными кустарными производствами, как в Италии, как во Франции. Там есть и очень крупные компании. Та же «Шанель». По объему производства это огромная компания, это уже практически масс-маркет. И они сами открывают производства. Сами производят ткани для себя, фурнитуру, аксессуары. По мере роста наших компаний будут вырастать и производства. Но это, конечно, дело будущего.
— А пока дизайнеры работают в форматах ателье, модной студии?
— Нет, почему? Многие сотрудничают с производствами. И мы тоже сотрудничаем. Например, мы делаем обшивку для мебели — вышивки всякие. Но мебель заказываем на производстве, мы же ее сами не вырезаем из дерева!
Балетные пачки для Дианы Вишнёвой
— Расскажите о вашем сотрудничестве с прима-балериной Дианой Вишнёвой. Вы ведь, кажется, сделали для нее одежду для балетных репетиций?
— Нет, мы сделали целую линию такой одежды. Она будет продаваться в сети магазинов по всему миру и, конечно же, в русских городах.
— Эта одежда отличается от той, в которой обычно репетируют балерины?
— Нет, это традиционные вещи, просто более высокого качества. Я думаю, в эту репетиционную линию будет добавляться вообще стиль Дианы.
— А какой у нее стиль?
— Диана умная, целеустремленная, интересная. Конечно, Диана осознает, что она — звезда мирового уровня. Но при этом ведет себя очень корректно. С ней легко работать. Она доверяет мне в профессиональном плане, у нее нет никаких капризов: «Это я не надену, это мне не идет!» Она уверена, что все, предлагаемое для нее в Модном доме, ей идет.
— Участвует ли Диана в обсуждении вещей?
— Если говорить о репетиционной линии, то, конечно да! Потому что в первую очередь она должна на своем теле почувствовать, насколько эта вещь удобна, пластична, функциональна. Только она может надеть брюки, сесть в них на шпагат и сказать, насколько это удобно. Внешняя часть — это моя история.
— А костюмы для балетов вы не делали?
— Нет-нет. Я сделала только пачки для балета «Лебединое озеро». Для белого лебедя и черного. Это — гастрольные пачки Дианы.
— Насколько сложной была для вас эта работа?
— Я ведь их только рисовала, а шили их в мастерских Мариинского театра.
— Чем они отличаются от традиционных пачек?
— Ничем не отличаются, может быть, только декором. Там ведь ничего нельзя менять кардинально. По сути дела это спектакль музейной ценности. Сценография, костюмы — все должно быть выдержано в рамках единого стиля. Если кто-нибудь захочет поставить «Лебединое озеро» в современной интерпретации, то, наверное, будут другие костюмы и другие декорации.
«Петербург — город особенный. Он нуждается не в реконструкции, а в реставрации»
— Что вы думаете о Петербурге? Можно ли его считать европейским городом?
— Мы же рисуем все себе идеальную картинку. Хочется, чтобы все происходило быстро. Вот ты сейчас закрыл глаза, через пять минут откроешь — и уже все в городе идеально! Но у всего есть определенный темп. И на мой взгляд, темп, в котором мы развиваемся, колоссальный. Когда я смотрю видео 1993 года, то такое гнетущее впечатление, хоть плачь. Асфальт весь в рытвинах. Все ходили по улицам, не поднимая головы, чтобы ногу не сломать. Все было тусклым, неосвещенным, а одеты люди были как страшно — нищенски! В магазинах была пустота, ничего невозможно было купить, и кормить нечем было ребенка. Посмотрите сейчас. Личных автомобилей — огромное количество на дорогах. И еще вдоль всех улиц по бокам в два ряда припаркованы. Новостройки такие, что в советское время и не снилось. Доступны квартиры по цене, не доступны, но дома все заселены. Реконструируется центр города, проводятся капитальные ремонты. Другое дело, что город наш — особенный, очень ценный, он требует не реконструкции, а реставрации. И я думаю, что люди, которые в нем живут, должны это понимать и к городу относиться бережно. Но сейчас по крайней мере ты без боязни заходишь в подъезд, не опасаясь наступить в лужу или еще во что-то. Огромное количество всяких кафе — на любой вкус, ценовая политика разнообразна, можно очень недорого и вкусно поесть, а можешь сходить в дорогущий ресторан. Выбор одежды колоссальный, выбор продуктов тоже. Есть, конечно, более качественные вещи, есть менее качественные. Но у тебя есть выбор. В целом мы за эти годы преодолели просто огромный путь.
— А люди в Петербурге стали лучше одеваться?
— Они всегда одевались лучше, чем в провинции, и лучше, чем в Москве.
Цена осиной талии, или мужской эгоизм
Тут нашу беседу деликатно прерывает конструктор Модного дома, которая вынесла надетое на манекен еще не дошитое вечернее платье из шотландского мохера темно-розового цвета.
«Посмотрите, какое красивое платье, — говорит Татьяна Парфенова. — Спина будет открытая, а спереди пойдет полоса стекляруса. Еще внутри будет корсет, с помощью которого сделаем прямо осиную талию. Платье для очень тонких девушек!»
— Татьяна, осиная талия — конечно, очень красиво. Но как хорошо, что сегодня корсеты если и применяются, то только в особо торжественных случаях!
— Да, цена осиной талии была высокой. Известно же, что ради тонкой талии женщины иногда ложились под нож, убирали по два ребра. Причина таких жертв — опять же мужской эгоизм. Вот ему надо было непременно, чтобы его пальцы сошлись на ее талии! Я за мужчин, которые позволяют женщине все.
— Неужели есть такие?
— Да. Правда, они обычно живут с умными женщинами, которые позволяют себе только то, что могут себе позволить (смеется).
«Человеку свойственен оптимизм»
— Один из ваших любимых образов — петербургская барышня. Мне кажется, он немножко оторван от реальности. Барышень-то очень мало осталось. Тех, что из хороших семей, с корнями, традициями.
— Мы не много и шьем. Ровно столько, сколько можем встретить барышень (улыбается).
— То есть барышни все-таки встречаются?
— Конечно, есть люди, которые очень аккуратно относятся к себе. Трепетно. Понимают, что жизнь прекрасна. И относиться к ней нужно с уважением. Как к ценному подарку.
— Несмотря на то что случаются в этой жизни всякие неприятные вещи?
— Неприятные вещи случаются, не реагировать на них невозможно. Но все-таки, мне кажется, человеку свойственен оптимизм. Вот я — оптимистка. Я знаю, что нужно стараться найти выход из положения. Потом, знаете, столько работы, и работы интересной, что… Жизнь прекрасна! Вот сейчас на Украине погибли люди. Тяжело на душе. Очень. Не можешь не думать о том, как счастливо могли бы прожить свою жизнь эти молодые люди. В мире, где столько прекрасного…
— Татьяна, наше интервью выйдет в канун 8 Марта. Что могли бы вы посоветовать женщинам? Даже не в том плане, как одеваться, а в более широком смысле. Например, как жить, чтобы быть счастливой?
— Счастливой быть? Не знаю, у всех по-разному. Чтобы быть счастливой, не обязательно быть красивой. Как известно. Чтобы быть красивой, не обязательно быть нарядной…
— А от ума только горе?
— Это у мужчин (улыбается). А у нас по-другому. Умная женщина может сказать себе: «Я счастлива!»
Модный дом Татьяны Парфеновой - один из старейших в Петербурге и в стране. Свою первую коллекцию «Сафрон» модельер показала в 1995 году в Вильнюсе и получила приз «Золотая пуговица» из рук Пако Рабана. Затем она создала платье из 74 деталей - эта вещь из коллекции «Гора Марата» сразу попала в Русский музей. Татьяна Парфенова всегда была новатором - многие ее идеи прошлых сезонов любопытные критики моды могут увидеть на мировых подиумах. С момента первой коллекции прошло 20 лет. Кутюрная линия пользуется невероятным спросом в среде творческой и бизнес-элиты России. Оно и понятно, все вещи - коллекционные шедевры. Кроме кутюра Парфенова развивает Home collection, куда входит одежда для дома и предметы интерьера, выпускает сервизы вместе с Императорским фарфоровым заводом . Недавно дом запустил линию балетной одежды в сотрудничестве с балериной Дианой Вишневой - Diana Vishneva by Parfionova for Grishko - и спустя 13 лет возобновил линию prêt-à-porter WHITE by Parfionova, которую уже свозили на парижскую выставку Tranoï , где дом получил заказы байеров. И это еще не все. Пожалуй, Парфенова - одна из немногих, кто занимается искусством каждый день: пишет полотна, книги, устраивает театрализованные перформансы в Царском Селе, участвует в выставках и сотрудничает с Эрмитажем и Русским музеем. Она художник и модельер, который руководит настоящим модным домом, где трудятся около 30 швей, 4 конструктора, 10 рукодельниц и еще целая команда молодых помощников. Мы поговорили с Татьяной Парфеновой о влиянии искусства, молодом поколении и о том, кому нужен кутюр сегодня.
олеся ива
Татьяна Парфенова
модельер
Татьяна Парфенова по образованию художник и открыла свой модный дом в 30 лет
вы по образованию художник, Ваши картины находятся в Русском музее. Искусство - это то, чем вы занимаетесь всю жизнь. При этом мы видим, что сейчас модные дома активно эксплуатируют тему современного искусства. почему так происходит? Почему искусством заинтересовались буквально все. Почему люди стали ближе к нему? Кто-то решил для себя открыть галерею, кто-то поехал учиться на искусствоведа.
Да, у меня абсолютно не модельерское образование, я всегда хотела уйти в сторону от моды и обращалась не к дизайну костюма, а к истории искусств: к живописи, скульптуре. Для того чтобы иметь почву под ногами. Искусство сегодня - это безумное, массовое явление: всех охватила такая лихорадка творчества, изображения. Если задуматься, то искусство стало массовым, приблизилось к широкому кругу людей через фотографию. Потому что фотография охватила лихорадкой массовой всех абсолютно. У каждого второго - айфон, что позволяет снимать что угодно и когда угодно. Бывает, получаются кадры - шедевры, которые можно выставить в галерее. Так, человек, даже сам не подозревая об этом, заразился творчеством. Очень многие люди, которые не умеют рисовать, делают сногсшибательные совершенно, потрясающие примитивные картинки. Есть оперные певцы, а есть те, кто поют как угодно, они поют оперными голосами в душе. Вообще, в принципе, жизнь ради искусства, надо сказать, счастливая жизнь, а мы же все находимся в поисках счастья. Даже те, которые находятся в поисках женихов, все равно находятся в поисках счастья.
Какой у вас любимый художник?
Скорее невозможно сказать, какой художник у тебя не любим. Очень много западноевропейской живописи роскошной. Вот по Эрмитажу пройтись - просто волосы встанут дыбом, красота какая. И Русский музей тоже - там русские художники хорошие и выставки привозят роскошные. Кажется, что так много всего. Можно, например, и на одной живописи Базаровой построить коллекцию, заливая ее бесконечно прекрасным синим цветом, всеми оттенками неба. Очень красиво. Я вообще Матисса очень люблю. Я очень люблю «Красную комнату» Матисса , «Разговор» . Для меня Матисс очень близкий художник по стилю. Я очень его рисунки люблю, графику, живопись любого периода. И «Танец», и «Музыка» мне нравятся. Я считаю, что художественное образование обязательно было бы иметь всем. Я бы его назвала базовым образованием. Не юридическое, как все хотят, чтобы тебя не обманули и ты, не дай бог, никого не обманул, а искусство. Ведь это просто потрясающее занятие и основа всех знаний. Через историю искусств следует учить историю человечества.
Есть мнение, что за последние 20 лет выросло поколение визуалов, которые воспринимают информацию через картинку. Среди них много дизайнеров, фотографов, много людей, которые стремятся в индустрию моды. Они работают с изображением, и мы получаем волну визуального, но непрактичного. почему изображение - это важно?
Невозможно понять, как устроена жизнь, без принятия ее через внешнее. Сейчас среди молодых возникло много неординарных взглядов - это способствует открытиям, рождению парадоксального мышления, которое сейчас необходимо. Ведь происходит рождение искусства нового века. Правда, молодая кровь в погоне за парадоксальным забывает про живописное, а эти вещи должны совпадать: тогда наступит благодать, необходимая после китча и хаоса, которые пробежали перед глазами за последние 10–15 лет.
Вещи из коллекции WHITE by Parfionova SS14
Какого рода хаос?
Начиная с конца 90-х произошел колоссальный выброс энергии: художественной, разновозрастной и разнокалиберной, образованной и необразованной. Эта энергия была подвержена влиянию людей негативных - взрослых художников старой школы, ныне живущих. У них хорошая школа, но негативный взгляд. Они пережили разницу между советским временем и эйфорией перестройки. Не успев открыть границы, они столкнулись с кризисом и капитализмом и их взгляд стал пессимистичным. С другой стороны, совершенно щенячья эйфория молодого поколения, противоречащего старой школе. Молодым повезло: нет контроля. Есть большое информационное поле, которое позволяет посмотреть все что угодно, любого художника. В результате все это должно кристаллизоваться в какую-то новую, интересную форму, потому что к тому же появилось очень много новых технологий. XXI век в поисках своей красоты должен подарить миру новые стили и формы.
Обязательно ли дизайнеру, модельеру одежды сегодня иметь художественное образование, чтобы делать красивые вещи? Чтобы видеть за вещами глубину, а не утилитарную функцию?
Заниматься искусством ради искусства сложно. Тем более, для этого не нужно жить массовой популярной модой. Мода все-таки имеет утилитарное, практическое назначение. При этом как искусство мода абсолютно авангардна с точки зрения всех направлений: развития супрематизма, образов, явлений, физики и метафизики. Все, что только можно пожелать художнику-модельеру, - все есть: скульптурность, цвет да еще такая близость к человеку, такая зависимость от человека. Пожалуй, второго такого искусства, как мода, нет.
Есть две тенденции. С одной стороны, дизайнеры недостаток идей компенсируют жалобами на то, что в россии нет доступа к тканям. С другой - идеи зашкаливают и они слишком увлекают авангардом. кто прав?
Ну, во-первых, ткани можно создавать самому, даже проращивать их, дублировать, соединять, красить. Необязательно просто прийти на склад, купить 40 метров синего трикотажа и сделать коллекцию, вдохновившись работами предшественников, обуть моделей в огромные гейши-платформы и пустить всех по подиуму под психоделическую музыку. Лучше подумайте про крой вещей, про пропорции.
я знаю, что в Антверпенской школе дизайна и искусств, выпускную коллекцию молодые дизайнеры не имеют права шить из готовых тканей, они обязательно должны что-то с ней сами сделать, модифицировать ее самостоятельно. хорошо, а что делать со странной одеждой?
Дизайнер - автор. Нужно, чтобы автор был искренен, а потом, если найдутся те, кому это надеть, - вообще замечательно. Другое дело, деконструкция не всегда идет от ума конструктивного. Плюс некоторые просто не владеют кроем и у них нет людей, конструкторов, закройщиков, чтобы воплотить то, что они хотят. Но иллюзии должны быть. Ничего не будет происходить без иллюзий. Например, вначале с тобой работает пара-тройка друзей, ты им платишь зарплату. Они могут не получать ее три месяца, жить на родительские деньги, потому что знают, что ты гений.
Мне кажется, кутюр точно не умрет в ближайшие,
по крайней мере, десять лет
В вашей студии только 10 человек - это только те, кто занимаются ручной вышивкой, создают декор. Вы работаете только с русскими мастерами? Следите за новыми технологиями, стараетесь их внедрять?
Знаете, у нас очень много рукотворных полотен, вышитых французами. Мы используем швейцарские ткани, лазерные принты хорошего качества, технологичные ткани: трикотаж, дублированный поролоном, ткани с катафотным эффектом (со световозвращающими свойствами), нанесения, спаянные нити всякие. Мы работали с французской компанией Анри Портье, которые много делают тканей для японцев - очень красивые. У нас ткани хрустели, лились, просвечивали. Мы даже делали вечерние платья из толстого шотландского мохера. Много всякого. В плане материалов мы абсолютно свободны. Я считаю, что можно создавать прекрасные вещи как из простой бязи , так и из роскошных французских шелков. Главное, чтобы была идея.
Ваш модный дом, в первую очередь, ассоциируется с кутюром. Вам удается сохранять традиции портняжничества и рукоделия на протяжении многих лет. Пока большие дома вроде Givenchy закрывают свои кутюрные линии, Вы спокойно работаете над одним платьем до четырех месяцев, А потом это платье попадает в экспозицию Русского музея и становится историей. Кутюр сегодня скорее жив, чем мертв?
В России кутюр парадоксальным образом востребован. Здесь огромное количество девушек, которые хотят особенные платья и платья haute couture, - это то, что им интересно. К тому же такому дому, как наш, делать два раза в год показ 20 кутюрных платьев несложно. Это откровенно красивые вещи, которые не прячутся ни за какими тенденциями, технологиями, какими-то объемами продаж и производства. Шелк, бисер, вышивка - это же такое удовольствие. В некоторых компаниях кутюр вырос в целый масс-маркет, как, например, у Chanel. Мне кажется, кутюр точно не умрет в ближайшие, по крайней мере, десять лет. Потом же, кутюр не наносит вреда ни экологии, ни человечеству. Хотя, конечно, это тщеславно - носить что-то особенное, стоящее очень больших денег. Может, это не самое хорошее чувство. Ну, не знаю я. В первую очередь, кутюр - произведение портновского искусства, это тонкое шитье. А произведение искусства уравновешивает тщеславие. Здесь дизайнер не человек в поиске новых форм, а человек в поиске нового образа и создания незыблемой классики.
Модный дом парфеновой в центре петербурга, действительно, дом. Вы здесь и живете, и работаете, постоянно находитесь
в процессе творчества. работа и есть жизнь?
У меня просто такой образ жизни. Я не знаю другого, потому что я так выросла, я так воспитана и я считаю, что художник как-то по-другому не должен. Какая у него может быть другая жизнь? Только вот такая.
Выделяете ли вы какую-либо из своих линий как главную? Или вы все успеваете и работаете сразу надо всем?
Я по очереди делаю все подряд.
Это впечатляет.
У человека очень много времени, и мы очень много тратим его впустую. Я, если бы взяла себя в руки, то нашла бы время, по крайней мере, еще для пары-тройки серьезных занятий. Я тщательно обдумываю то, что я делаю, а потом делаю все быстро и сразу аккуратно. И я думаю много и постоянно на разные темы в процессе жизни. Никогда не знаешь, в какой момент может что-то пригодиться.
Вещи из коллекции White by Tatyana Parfenova SS14
И инстаграм Ведете самостоятельно?
Да, конечно.
Современно!
Восприятие жизни у меня очень молодое. У меня давно нет возраста. Я не притворяюсь тинейджером и не говорю на их сленге, но очень многие вещи вижу и чувствую. Ничего особенного не происходит в течение жизни с человеком - только физика стареет. А все остальное - знания, опыт. У меня восприятие жизни как радости, как счастья. Мое поколение, прорвавшись к музыке The Rolling Stones, к работам Энди Уорхола, выросло уже на новой культуре. Может, вы даже многие вещи не знаете. Кому позволяет внешность, тот не меняется, тот так же носит джинсы, как носил 10–30 лет назад. Потом мы - поколение хиппи. Нужно смотреть на фотографии наших родителей. Самые красивые люди - это поколение наших родителей. У меня сформирован был вкус в детстве. И было кому его сформировать. Я как видела, что что-то красивое пролетело по небу - так я и сейчас вижу. Как мне нравились оттенки, сочетания определенных цветов - так я это все с детства и люблю.
Вы возобновили линию prêt-à-porter, которую не выпускали в течение последних 13 лет, с 2001 года. White by Tatyana Parfenova меня удивила тем, что вы показали одежду, которая выглядит свежо и современно. Видно, что ее захотят носить, и стоит она в десятки раз дешевле, чем вещи из вашей основной линии .
До 2001 года у нас была линия prêt-à-porter. Потом был кризис и законодательство не позволяло в тот момент продавать одежду открыто и везти ее на экспорт. Мы ушли из сезонов и стали заниматься кутюром и ателье. WHITE by Parfionova - новая линия. Она массовая и будет развиваться как линия для серийных производств, для магазинов, пошагово, постепенно наращивая свои интересы, мощности. Все вещи в ней выполнены из 100-процентного экологически чистого хлопка, высококачественной шерсти, а поверх нанесены мои рисунки. Философия WHITE by Parfionova- это добавление каждый сезон, а не обновление.
это как?
На цвет накладывается следующий. Потом цвет уходит внутрь тех вещей, которые были верхними. Летние коллекции становятся нижними зимними. Вот так вот.
Сейчас все говорят об отрицании, усталости от моды. Вы видите этот процесс?
Я двадцать лет занимаюсь модой и могу сказать, что усталость от моды длится все двадцать лет. Эта тенденция очень старая: отрицание моды, влияние улиц. Все это не новое. Это было всегда. Всегда говорили, что мода приходит с улиц и уходит на подиум. Выходит с подиума - выходит на улицу. Как оно может быть по-другому? Никак. Всегда есть то, к чему ты привыкаешь. А есть то, что становится вызовом, что заставляет смотреть на мир по-другому. Я бы не сказала, что сейчас происходит какое-то особое соединение. Пока нет. Все достаточно прагматично. Даже те компании, которые были в авангарде, их считали самыми странными и необычными, сейчас становятся все более буржуазными, например, как Comme des Garçons. Появляется много коммерческих вещей, ведь важен рост продаж. Магазинов много, а никому не хочется упускать своего клиента. В принципе, косухи, сапоги-казаки как были, так и есть. Очень много вещей, которые пришли и за последние 20–30 лет просто не изменились. Те же бейсболки и прочие вещи. Масса всего. И ношение шарфов вокруг шеи петлей. Я бы не отказывалась от вещей. Я бы отказалась от ярых сезонов, которые просто выкручивают руки людям.
20 лет. Мы не говорили с Татьяной Валентиновной о том, как он формировался, зато обсудили ее детство, молодость, замужество, влияние кризиса на компанию и отношение к моде в целом.
О личном
– У меня было счастливое безоблачное детство. Такая безграничная любовь родителей, дедушек и бабушек. Все в целом такое счастье. Контрастом всегда выступала школа, которую я не любила, и даже вспоминать о ней не люблю. Не потому что я не люблю учиться – я люблю учиться. Но школу не люблю. Потому что первые злые люди, с которыми я столкнулась в жизни, были школьными учителями. До этого я не знала, что так бывает. И такие монстры делают монстрами детей, которые к ним приходят. Школа, конечно, ужасная вещь, ужасная, на мой взгляд. Жуткая совершенно. Хотя, наверное, кто-то любит школу.
– Школа дает систему.
– Что школа дает? Систему? Я не знаю. Скучно в школе. Потому что все-таки знания, которые ты в школе получаешь, очень зависят от тебя самого. И интерес к ним школа скорее гасит. У меня было несколько школ, и, на мой взгляд, хорошей из них была только художественная. Там можно было заниматься тем, чем хочется. Зато в школе я поняла, что веселить себя ты должен сам – сам создавать свой мир, в котором тебе интересно.
Любые отношения к тебе тебя тяготят и обязывают. Меня, например, тяготит как любовь ко мне, так и нелюбовь ко мне. И безразличие тяготит. Значит, у тебя есть только один момент, который важен – это не вдаваться в подробности отношений к тебе.
– Как вы его создавали?
– Это называется мечтательность, я так думаю. Мечтательность, которую, быть может, мне посчастливилось получить от рождения. Иногда люди называют это «жить в мире фантазий». Но мечты и фантазии – это разное. Мечта – это предчувствие будущего, которое непременно произойдет. Фантазии, как правило, никогда не реализовываются. А мечты сбываются всегда.
– Потом у меня такое бывает пограничное состояние между взрослостью и детскостью. Я, бывает, включаю, взрослого, а бывает, включаю ребенка.
– Творчество же всегда связано с детством?
– Детство – это максимальная свобода творчества. У тебя нет стереотипов. Тебя еще не затолкали в определенные рамки и, допустим, рисуя или играя, ты создаешь свой мир. Ты представляешь, где и что должно быть, какие предметы и какого цвета.Не факт, что у ребенка все будет так, как у взрослого. Я, например, очень долгое время рисовала белое небо и синие облака, потому что я была уверена, что синий цвет на небе – цвет облаков.
– А после школы что?
– После школы – увлечение исключительно собой, своей внешностью, друзьями, ощущение себя бесконечно прекрасной девушкой с кучей поклонников, признаниями в любви, сплошными романами. Не до учебы. Я разочаровалась в том, что делаю. Были сомнения: а должна ли я вообще рисовать? Не могу сказать, что этот период меня чему-либо научил.
– Но зачем-то он был нужен?
– Только для того, чтоб впоследствии понять, что все это не имеет никакого отношения ко мне. Что моя жизнь абсолютно не зависима от других людей. Она зависит только от меня.
– Мне кажется, что многие люди в принципе не выходят из ситуации, когда тебя социум формирует. Как у вас получилось выбраться из этого?
– Я попала под такой сильный пресс замужества, который, в принципе, как дамасская сталь. Такая закалка была колоссальная. И потом, понимаете, это же все происходит из-за того, что ты сталкиваешься с тем, что тебя дико любят. И это даже страшно. Потому что, конечно, любые отношения к тебе тебя тяготят и обязывают. Меня, например, тяготит как любовь ко мне, так и нелюбовь ко мне. И безразличие тяготит. Значит, у тебя есть только один момент, который важен – это не вдаваться в подробности отношений к тебе. Не делать на этом акцента. Или быть благодарным и за любовь, и за ненависть, и за б езразличие.
Один мой очень хороший знакомый крупный бизнесмен всегда, когда мы встречаемся, говорит: «Ты мне не сказала «да», и у тебя один модный дом. Если бы ты мне сказала «да», у тебя было бы все: у тебя было бы много таких модных домов по всему миру». Господи, да я бы просто не выжила! Ну кто сказал, что их должно быть много, правда?
– Потом следующий очень важный этап жизни для меня – это рождение сына. Во мне появилось новое качество, которое полностью отсутствовало, – это страх. Страх не за себя. Сначала, знаете, как увеличивается вес ребенка: ты получаешь три с половиной килограмма, а потом незаметно каждый день вес прибавляется, прибавляется, ребенок тяжелеет, тяжелеет. Потом настает момент, когда ты не можешь взять его на руки, потому что он уже очень тяжелый. Вот так и страх зарождается: сперва ты думаешь, как хорошо чтоб были пять пальчиков на одной руке, пять пальчиков на другой, пять пальчиков на одной ноге, пять пальчиков на другой, чтоб не было родимого пятна во все лицо и так далее. Потом пополз – было бы хорошо, чтоб куда-нибудь не уполз. Пошел – было бы хорошо, чтоб на что-нибудь не наткнулся. Стал совать пальцы в розетку – все розетки быстро заткнуть.
– И вот этот вот страх тоже, как и вес, постепенно растет. В какой-то момент понимаешь, что ты претендуешь на жизнь другого человека абсолютно. Связываешь его своими страхами и своей безумной любовью, потому что это одно и то же, как выясняется потом. И как хорошо, если вовремя остановился. Если понял, что этот человек уже имеет свои крылья, полную свободу и может только наслаждаться любовью.
– В каком возрасте вы отпустили сына?
– К тридцати годам.
– То есть, видимо, это не мешало творить еще параллельно?
– Мне это всегда помогало. Я всегда делала что-то исключительно для кого-то. Я не занималась творчеством для себя. В детстве я делала это для родителей, особенно папа очень любил, когда я рисовала. Когда не стало папы, его место в моем подсознании занял сын. Я не знаю, если бы я была вообще одна на каком-нибудь необитаемом острове, и у меня было бы много красок, карандашей, бумаги и всего прочего – рисовала бы я?
– Мне надо кому-то посвящать. В данном случае мне повезло, потому что я посвящаю это не какому-то абстрактному мужчине. Хотя муж мой прекрасен, но, знаете, поэту нужна муза.
О рабочем
– Один мой очень хороший знакомый крупный бизнесмен всегда, когда мы встречаемся, говорит: «Ты мне не сказала «да», и у тебя один модный дом. Если бы ты мне сказала «да», у тебя было бы все: у тебя было бы много таких модных домов по всему миру». Господи, да я бы просто не выжила! Ну кто сказал, что их должно быть много, правда?
– Мне кажется, что в этом бизнесе самое сложное – остаться надолго.
– Совершенно верно!
– А какая была первая вещь с биркой «Татьяна Парфенова»?
– Приехал англичанин, его звали лорд Кук. Он покупал вещи русских дизайнеров. У меня была небольшая коллекция из очень простого, но хорошей выделки льна, и там были кружева вологодские, из которых я сделала ткань. Ткань такая странная была, и форма очень хорошая. Вот тогда мне заказали где-то очень далеко бирки. Пришили. И потом оплатили. Помню, это были первые 10 тысяч английских фунтов за 14 платьев. По тем временам – баснословная сумма.
Тот, кто приехал откуда-то в Нью-Йорк, быстро станет нью-йоркским художником. А если ты приехал из России, то ты будешь русским художником в Нью-Йорке.
– А сам модный дом когда начал формироваться?
– Потом, когда у меня уже было свое маленькое ателье. Оно было приватизировано, и передо мной стоял выбор: либо купить квартиру, либо выкупить акции. Я выкупила акции, помещение то есть.
– А команда?
– Набиралась постепенно. В какой-то момент нам стал просто необходим пиар отдел, пришлось искать. Нашли Катю. У нее было место работы в Москве, там ей не нравилось. Мне стало как-то жалко ее терять, и я предложила: «Давай к нам». Сейчас же просто так не придумаешь человека взять на работу, потому что он просто тебе нравится, хороший человек. Он должен функцию выполнять. Появилась функция – нужен человек. И потом, нас здорово сбил кр изис.
– Кризис две тысячи восьмого?
– Нет, сейчас. Тот вообще мы преодолели с легкостью. У меня был тогда большой заказ, коллекция за границу, оплаченная в валюте, поэтому у меня не было проблем. А нынешний кризис меня морально сбил, потому что некоторые проекты закрылись. Работа с IKEA, например. Вышла коллекция, а ты не можешь иметь никакой пиар-поддержки, хотя люди выпустили твои вещи. Это нелепо!
– Почему так?
– У них же санкции. Прошлой осенью они мне сказали, что не будут позиционировать коллекцию как русскую. Бог с ними. Они заплатили за нее. С другой стороны, было бы хорошо, конечно. Опять-таки, прошлой зимой должен был быть показ в Нью-Йорке – тоже сорвался. Политика так или иначе влияет на бизнес. Это не финансовый кризис, а другой – еще хуже.
– А в IKEA мне предложили выступить как украинскому дизайнеру, живущему в России. У меня мама украинка, я в Полтаве родилась. А папа – русский. Я не представляю, как так? Люди, которые живут и творят в Нью-Йорке не говорят, что они из Польши приехали. Конечно, дело в том, что с русскими это все по-другому. Тот, кто приехал откуда-то в Нью-Йорк, быстро станет нью-йоркским художником. А если ты приехал из России, то ты будешь русским художником в Нью-Йорке. Н ичего с этим поделать невозможно. Русский – это приговор.
– При этом они считают, что русские в принципе модой заниматься не могут. Соотечественники говорят: «Неужели это сделано в России?». Иностранцы приезжают и говорят: «Неужели это сделано в России?». То есть создается впечатление, что у нас только недоумки. Сами себе не верим и нам не верят, что это сделано в России. Поэтому для меня похвала иностранцев «неужели это сделано в России» никогда не была похвалой.
Я любила моду всегда, особенно в юности, и была таким очень активным потребителем. Потом, с потерей фигуры, потеряла к ней интерес на какое-то время. Но мне это помогло, потому что, когда пропускаешь все через себя физическую, – одна история, когда пропускаешь через себя нефизическую – другая.
– Вопрос финансовый. Вы сами работаете с финансами? Как часто, регулярно ли?
– Финансовую часть всю ведет сын – он финансовый директор компании.
– А когда сын еще не был финансовым директором? Как вы разделяли творчество и финансы?
– Я очень страдала. Я не разделяла, я вообще бесконечно доверяла и никогда ничего не проверяла. Считала, что люди вообще нормальные. Если на меня ложится финансовая ответственность, то я всегда теряю. Это не моя область. Но, мне кажется, что неважно, сколько у тебя денег – важно то, что ты можешь на них сделать. Ты можешь сделать то, что больше, чем деньги. И неважно, сколько на данный момент у тебя их есть.
– А организацией работы мастерской, производством вы занимаетесь? Там же тоже нужно умение иногда «топнуть».
– Я ничем уже не занимаюсь. И не топаю – у меня вообще этого в характере нет. Зачем мне топать? Это же святые люди! Меня застрелите, если я сяду шить на восемь часов – это же такой героизм.
О моде
– Вы сознательно выбрали моду?
– В принципе, да.
– Почему?
– Я любила моду всегда, особенно в юности, и была таким очень активным потребителем. Потом, с потерей фигуры, потеряла к ней интерес на какое-то время. Но мне это помогло, потому что, когда пропускаешь все через себя физическую, – одна история, когда пропускаешь через себя нефизическую – другая. В этом есть и продолжение истории русского авангарда, такие супрематические вещи. Есть в этом и театр, есть масса всего, чем ты можешь манипулировать – ты не ограничен.
– Вы себя считаете художником или дизайнером?
– Я умею переключаться. И у меня есть еще одно хорошее качество, которое мне досталось в наследство, типично русская черта – умении «сварить суп из ничего». Мне не всегда важно иметь абсолютно все, чтобы делать коллекцию. Я даже иногда думаю, что лучше ограничить себя максимально, для того, чтобы результат и процесс были мне интересны. Мне нравятся ограничения – когда отметаешь возможности, чтобы создать что-то, умышленно сдвигая рамки материалов, делая, например, акцент на форме, цвете.
Если дизайнер говорит, что он не любит сочетание черного, красного и белого – это странно. Не любить какое-либо сочетание или какой-либо цвет невозможно. Другое дело, что какой-то цвет ты хочешь сейчас, а какой-то будешь хотеть завтра.
– Что в моде абсолютно неприемлемо?
– Состояние «стояния». Если ты свои идеи не реализовал сегодня, сейчас, то следующая идея не придет. Ты не можешь перескакивать через ту программу, которую ты должен сделать как художник. Если ты этого не делаешь: сделал одно и дальше у тебя перерыв, – то вот этот перерыв все равно даст о себе знать, потому что ты все равно туда вернешься. И ужас будет заключаться в том, что время пройдет.
– А в нашем искусстве время – это все. Это не деньги, это больше, чем деньги. Если художник-живописец хочет признания при жизни – это одно, а в нашем деле признание может быть только при жизни. Можно заложить базу, когда твоя компания будет существовать как данность у же и после тебя, но, как бы, понимаете, мода – это такой бесконечный ветер перемен.
– По кругу. Цикличность.
– Да. И потом ты всегда должен любить моду во всех ее проявлениях. Е сли дизайнер говорит, что он не любит, например, сочетание черного, красного и белого – это странно. Не любить какое-либо сочетание или какой-либо цвет невозможно. Другое дело, что какой-то цвет ты хочешь сейчас, а какой-то будешь хотеть завтра. И даже подчас чувствуешь, что сейчас ты любишь желтый, но знаешь точно, что через какое-то время будешь любить фиолетовый.
– По такому же закону проходит форма и все остальное. Допустим, вчера ты отрицал спортивную куртку и туфли на каблуках, а сегодня это суперактуально. Любое сочетание, любые пропорции ты должен любить. Если ты погружаешься в это, то обнаруживаешь, что количество информации в этой области просто колоссальное. Знания заполняют все твое существо. Обладая ими, ты абсолютно свободно их используешь. Тебе остается только ограничивать себя и решать, что ты будешь выхватывать.
– Поэтому, конечно, лучше пытаться понять, принять, полюбить. Или пожалеть.
«Если бы я хотела, чтобы мою одежду носили толпы, я бы шила военную форму», - сказала однажды Татьяна Парфенова. Ее коллекции - это штучный эстетский товар, а не просто модная одежда. Каждая вещь - как произведение искусства, каждый показ - театр. При этом сама Парфенова говорит, что в моду пришла случайно.
Татьяна Валентиновна, вы - ярчайший представитель русской моды, необыкновенный, самобытный, не похожий ни на кого. Известно, что до 30 лет вы предпочитали заниматься семьей и домом, а потом вдруг пришли в моду? Что заставило вас принять такое решение?
Наверное, предчувствие глобальных перемен в стране, которое совпало с предчувствием глобальных перемен в моей личной жизни. Думаю, что к 30 годам я созрела для самостоятельных решений, повзрослела.
В этом году модному дому «Татьяна Парфенова» исполнилось 20 лет. Что было самым сложным на пути к признанию? А что случилось легче всего?
Самое сложное - это, пожалуй, неприятие русской моды как явления вообще. Сложившийся стереотип о том, что вещь обязательно должна быть откуда-то привезена, например, из Парижа. Легче всего было собрать небольшое количество людей, которые с удовольствием стали работать совместно со мной.
- Какой самый сложный период в вашей жизни?
- По-настоящему сложных периодов жизни у меня не было.
Всегда с восторгом рассматриваю ваши коллекции и видеоролики к ним и могу уверенно сказать, что это - театр моды.
- Театральная подача коллекции - совершенно нормальное явление для haute couture. Это представление определенного образа, темы. Темы всюду, другое дело найти в какой-то теме свой интерес и связь с модой.
- Говорят, вы и для космоса что-то разработали?
В 2006 году мне предложили разработать клубный пиджак для игры в гольф в космосе. В нем играл русский космонавт Михаил Тюрин, он совершил удар по мячу прямо в открытом космосе около Международной космической станции. У пиджака должны были быть определенные технические характеристики: он должен был весить как можно меньше, учитывался каждый грамм. Пиджак был выполнен в оранжевом цвете и весил 470 граммов. Пуговицы для него заказывали специально на Монетном дворе. Конструировал пиджак Николай Иванович Антонов, мы с ним подписали его внутри на подкладке. И пиджак улетел в космос. Потом нам прислали видеопривет от космонавта - было очень приятно. Это была первая дизайнерская вещь, побывавшая в космосе. Пиджак находится на МКС по сей день.
- У вас есть идеал женской красоты? Какая она, женщина, одетая Татьяной Парфеновой?
Моя идеальная женщина - это неидеальная женщина. Нормальный человек со своей жизнью и интересами. Просто в какой-то момент ее интерес к одежде совпадает с интересом к нашему модному дому.
Внешне вы производите впечатление очень сдержанной натуры, выбираете скромные цвета в одежде, но ваши коллекции неизменно изобилуют цветом!
- Обычно я хожу в рабочей одежде. Сдержанная черно-серая гамма помогает мне работать с цветом. Цвет я люблю, но всегда знаю, что любая вещь может быть и черного цвета. Если есть возможность работать с цветом, я себе в этом не откажу. Такая живопись.
- По вашим наблюдениям, наши люди любят цветную одежду? Или «пусть серенько, зато не марко»?
- Все любят разную одежду. Кто-то любит цветную, кто-то серую. Серый - тоже цвет. И в черном есть много оттенков. Для этого и существуют дизайнеры, чтобы показать широкие возможности цвета. Разному времени жизни женщины соответствуют разные цветовые палитры.
Визитная карточка коллекций, созданных вами, - это обилие ручной вышивки. Сколько мастеров у вас работает? Вы приглашаете заграничных мастеров или работаете только с нашими? Какие технологии используете в своей работе?
- Для модного дома характерно использование вышивки. Вышивка - не просто картинки, это дополнительные цвета, фактура. Это рассказ о чем-то, раскрытие темы. Мы используем много вышивки, но также и принты. Вышивают мастера, которые работают в модном доме. Технологии используем разные: как ручную, так и машинную вышивку.
- Вы - художник по образованию, ваши картины висят в музее. Над чем работаете сейчас?
По образованию я промышленный график. Это плакат, шрифты, упаковка. Также я училась живописи у Натальи Васильевны Алексеевой. У меня нет картин в Третьяковской галерее, но вещи Tatyana Parfionova есть в Русском музее. Сейчас я живописью не занимаюсь, больше занимаюсь графикой.
Кого из русских живописных и литературных классиков вы любите и чьи отголоски можно встретить в вашем творчестве?
Я люблю живопись, особенно западноевропейскую, люблю импрессионистов. Очень люблю Матисса. Люблю и русских художников: Бенуа, Сомова, Репина, Шишкина, Лентулова, Григорьева, Серова, Врубеля, Малевича, Кандинского. Всех перечислить невозможно. Поэтому я художник-модельер, потому что все люблю. Я люблю иранские миниатюры, люблю китайскую живопись и графику. То же самое с литературой и с музыкой.
Как считаете, каждый модельер должен быть художником или достаточно быть высококлассным закройщиком с хорошим вкусом? Или даже лучше всего быть гениальным маркетологом?
- Лучше всего обладать всеми тремя качествами. Быть художником, хорошо чувствовать форму, иметь свой собственный вкус и чувствовать запросы рынка. Это все разные профессии. Лучше не смешивать, но по крайней мере быть в курсе основных проблем в каждой профессии.
Вы участвуете в отборе моделей для ваших показов? Может быть, приглашаете кого-то особенного? Что думаете насчет модного нынче тренда «модели оверсайз»?
Конечно, я участвую в кастингах. Потому что прежде, чем назначается кастинг, я хорошо представляю, какого плана люди для показа одежды нам нужны. На подиуме одежду оверсайз могут показывать люди разного размера - это уже личные предпочтения дизайнеров.
Слушая вас, складывается впечатление, что вы думаете больше об искусстве, чем о востребованности. И в этом парадокс. В то время когда многие крупные бренды сворачивают направление от-кутюр, отдаваясь во власть продажам и маркетингу, вы по 4 месяца расшиваете одно платье. Это какая-то внутренняя уверенность в собственной востребованности и исключительности? Продажи продажами, а искусство - искусством?
Безусловно, мы занимаемся и haute couture - это трудоемкие свадебные наряды и вечерние туалеты, часто получаем заказы на такие платья, но у модного дома есть и другие направления. Несколько лет назад у нас появилась линия pr?t-? -porter White by Parfionova - это одежда для активного образа жизни, для путешествий, спорта, для отдыха. Более повседневная и доступная, выполненная из самых комфортных натуральных материалов, часто с принтами - моими рисунками. Также у нас есть интерьерная линия Tatyana Parfionova Home Design, в которой мы выпускаем коллекции мебели, текстиля с вышивками и принтами, посуды и аксессуаров для декора интерьера. С нашей интерьерной линией можно создать полную концепцию пространства. Буквально в этом году у нас появилась новая линия обуви Tatyana Parfionova Shoes, в которой есть все: от нарядных туфель на каблуке до повседневных классических ботинок. Отличительными чертами новой коллекции обуви являются наш фирменный стиль и высочайшее качество. Каждая пара ручной работы производится в Петербурге. Я думаю, что искусство никогда не мешает продажам.
- У вас есть любимый модный период в ХХ столетии?
- Думаю, что предвоенный период перед Первой мировой войной, когда еще дамы были романтичные, но уже ощущалась надвигающаяся гроза. Переломный период вообще. Женщины почувствовали больше свободы, одежда еще оставалась очень элегантной и женственной, но стала уже более практичной, давала больше свободы движения.
- А что вы любите в жизни больше всего?
Свою семью и свой модный дом. И модный дом не как стены, а как свою вторую семью. Я люблю Родину. Люблю природу и искусство.
- Знаете хоть кого-то из белорусских дизайнеров? Может быть, были в Минске?
В Минске не была, белорусских дизайнеров не знаю, но ваш вопрос заставил обратиться к интернету, чтобы узнать больше о дизайнерах из Беларуси. Видно, что мода в Беларуси активно развивается, поскольку некоторые дизайнеры выходят уже на международный уровень, участвуют в интернациональных выставках.
Беседовала Мария Столярова
Фото: Алексей Костромин, Модный Дом «Татьяна Парфенова».
Татьяна Парфенова родилась в 1956 году в городе Полтава. В 1964 переехала в Санкт-Петербург, где живет и сегодня. В 1977 году закончила Училище живописи им. В. Серова, а в 1990 - Московский технологический институт. В 1988 году Татьяна Парфенова стала лауреатом конкурса "Интермода" в Чехословакии, а в 1989 - конкурса "Молодых дизайнеров" в Лондоне.
Известность пришла к Парфеновой в начале 90-х. В это время она интересуется художественными и знаковыми аспектами моделирования одежды и черпает вдохновение в работах русских и европейских художников-авангардистов начала века (проекты "Матиссовская гармония" и "Синее пространство Миро"), в правильности и выверенности геометрических объектов (проект "Геометрия", включающий серии "Квадраты" и "Линии").
В феврале 1995 года Татьяна Парфенова принимает решение открыть свой Дом моды. Успех не заставил себя ждать: в апреле 1995 года Татьяна получает из рук председателя жюри Пако Рабанна первую премию "Золотая пуговица" на международном фестивале "In Vogue" за первую коллекцию Дома "Сафрон". Осенью 1996 года на Неделе российской моды коллекция Парфеновой "Гора Марата" признается лучшей коллекцией года, а платье из этой коллекции получает Гран-при "Золотая вешалка" на московском конкурсе "Платье года-96". (Позже это платье, созданное из семидесяти четырех деталей, приобрел отдел новейших течений Государственного Русского музея в Санкт-Петербурге.)
Весной 1997 года коллекция "Гарды" Парфеновой, в первом показе которой принимала участие знаменитая манекенщица 70-х годов Бенедетта Бардзини, была показана во многих городах Германии, в том числе на Днях Петербурга в Гамбурге. В том же году платье из коллекции "По дворам ходил китаец" получает приз на конкурсе "Платье года-97" как лучшее вечернее платье.
Осенью 1998 года Татьяна Парфенова со своей коллекцией "Демонстрация" принимает участие в Московской Неделе Высокой Моды, а в марте 1999 года следующая коллекция Дома - "Городские подробности" - представляется в Оттаве и Торонто, где вызывает живой интерес представителей канадского "модного" бизнеса, публики и прессы. В это же время Дом занимается разработкой фирменного стиля крупных компаний: в 1998 г. были изготовлены костюмы для приемной службы гранд-отеля "Европа" в Петербурге, а в 1999 г. - разработан фирменный стиль и создана униформа для персонала отеля "Baltchug Kempinski".
В сентябре 1999 года на профессиональной выставке Salon Pret-а-Porter в Париже, в секторе "La Boutique" Татьяна
Парфенова представляет коллекцию весна/лето-2000. Позже, в ноябре 1999 года на VI Неделе Высокой Моды в Москве Дом представляет еще одну коллекцию, получившую название "Турмалин". В ее основу были положена смесь этнических мотивов различных народов России - бурятского, татарского, чувашского. Коллекция очень теплая и жизнерадостная, простая и доступная. В ней использованы качественные, дорогие ткани - шелк, хлопок, синтетика и гладкая шерсть, прошедшие ручную обработку (смачивание, отжим, прессовку, окрашивание), так что даже деловые жакеты этой коллекции похожи на трикотажные кофты.
Основные цвета коллекции - красный, терракотовый, кирпичный; также использованы темно-синий, серый, белый и вся гамма золотисто-охристых оттенков, свойственных российскому крестьянскому костюму. Модели стилизованы под старину и украшены вышивкой, блестками и цветным бисером. Чтобы подчеркнуть цельность коллекции, в качестве контраста Парфенова использует аксессуары - коллекцию цветной бижутерии, стеклянных бус 50-70-х годов, бисерные украшения. Модели украшены вышитыми гладью композициями, в миниатюре повторяющими работы авангардистов и ниспровергателей догм в мировом искусстве ("Мерлин Монро" Энди Уорхола, "Черный квадрат" Казимира Малевича).
Сегодня в Модном доме "Татьяна Парфенова" работает сорок человек, ежегодно выпускаются две сезонные и две промежуточные коллекции.
За свою карьеру Татьяна Парфенова была удостоена: звания Мастера фестиваля "Мастер-класс" (1996, Санкт-Петербург); приза "Золотой бизнес" (за самое успешное предприятие по итогам 1996 г.); "Серебряной туники" в 1997 году на Неделе Российской Моды в Москве (за вклад в развитие Российской моды); приза "Блестящие мозги" в номинации "Лучший дизайнер года" в 1998 году.
Широко известны работы Татьяны в театре и кино: костюмы для 2-й и 3-й серий фильма "Зимняя вишня" (реж. И. Масленников); костюмы для фильма "Цирк сгорел, клоуны разбежались" (реж. В. Бортко); костюмы к спектаклю Большого драматического театра им. Товстоногова "Калифорнийская сюита" с участием А. Фрейндлих и О. Басилашвили.
Произведения Татьяны Парфеновой участвовали в многочисленных выставках: "Гардеропп" - художественная выставка современных карнавальных костюмов в Манеже (1993 г., Санкт-Петербург); выставка новых поступлений Отдела новейших течений Русского музея, посвященная 5-летию отдела (1996 г., Санкт-Петербург, Государственный Русский музей); "Дары и приобретения Русского музея" (1999 г., Санкт-Петербург)
